Потустороннее существо — наш школьный дворник — напевает задумчиво «Тополиный пух, жара, июль…», сгребая легкие белые шарики старенькой метлой, и вежливо просит: «Позвольте, девушка, а то запылю». Я позволяю: поднимаюсь по обсыпанной вездесущей ремонтной известкой лестнице, толкаю нагретую солнцем тяжелую металлическую дверь.
В непривычно тихой школе сквозняки носят запахи краски. Бесправные ныне парты лежат, поверженные, в коридорах ножками вверх. Тепло-кремовый коридор третьего этажа стал теперь лиственно-зеленым. Из актового зала слышится голос незабвенной литераторши, сгоняющей девятиклассников на репетицию выпускного, да по лестницам изредка пробегают полузнакомые-полузабытые люди, звеня тяжелыми связками, — ключники местного масштаба.
Гулко и нездешне. Зеленое летнее платье и легкая сумка — признаки непринадлежания к этому месту. В коридоре темно, и почему-то все вместе начинает наводить нестерпимую беспокойность. «Ну придет уже хоть кто-нибудь?!» Терзаю молнию сумки и собираюсь достать телефон…
Внезапно в конце коридора, там, где на пол падают разделенные прямоугольники лестничных окон, раздается скрипка. Кто-то задумчиво-тревожно играет легкий вальс. Я замираю, напряженно потянувшись на звук, и закрываю глаза…
Такой меня и находит запыхавшаяся наша классная руководительница со знакомым синим журналом в руках.